Прости, Ленка...

Баба тридцати девяти лет. Прежде оставляла писульку благоверному. Ныне Лена получила от благоверного смс: «Извини, однако я алкаю жительствовать врозь. Я забрал вещи, однако не все. За другими заеду как. И займусь разводом». Что ладит баба тридцати девяти лет, когда таковое декламирует?Ага, вливается в отчаяние. Отжили двадцать лет вкупе, уже взрослая дочь — и здрасте, «хочу жительствовать отдельно». Ага, Лена давненько думала, что у благоверного некто жрать. Внимательные люд даже прислали фотку на телефон: её благоверный с миленькой барышней в обтягивающих джинсах. Лена не бузила и не выясняла ничего. Она разумела, что это почитай верное жестоко для дяди, какому сорок два. Пройдёт. Однако дабы он сам вдруг ушёл, насовсем — этого Лена не ожидала. Это случилось год назад, в начале лета. К счастью, дочь отбыла с институтскими дружками в длинную экспедицию, Лена не осведомила, будто ей взговорить об родителе и не алкала, дабы дочь видала её припухшее от слёз лик. Лена постановила посоветоваться с подругами. Одна взговорила: «Все они мерзавцы!А тебе надобно бы похудеть». Иная: «Выступай к колдунье, она вернёт!». Третья: «Найди себе кого-то безотлагательно!». Однако Лена никого не алкала разыскивать, она обвыкла к их неспешному быту, к храпу благоверного ночами, к его хмурому мурлу по утречкам, к их поездкам на дачу, субботним выездам в лавка за провиантами. И всё, что выстроилось годами, что Лена негромко боготворила — всё это было разбито одним кратким смс. Лена даже названивала мне, посоветоваться. Однако что я мог взговорить?Давай случается, давай бытие не кончается, давай скоро внуки. и прочую чепуху. Самый дельный рекомендация дала ей подруга юности, какая пережила два развода: — Жительствуй настолько, будто ничего не случилось, в том же порядке и том же ритме. Ладь всё то же. Опамятовалась с работы — убирайся, мой, кухарничай свои боготворимые супы… — Однако кому мне ныне их кухарить?— осведомилась Лена и вновь заплакала. — Ага хоть мне!Я буду приходить вечерками и жрать. Основное — ничего не меняй. Это единое спасение. Однако Лена постановила, что это абсолютная глупость. И надобно адресоваться к потусторонним силам. Она взаправду пошла к колдунье. Та посмотрела фотографии благоверного на телефоне, покатала стеклянный шар, на каком веднела этикетка «Made in China», сожгла какую-то зловонную бумажку, пошептала-побормотала, завязала у Лены на запястье ниточку: «Всё!Сквозь две недели вернётся!». Зевнула и взяла с Лены половину её бухгалтерской зарплаты. Всего сквозь две недели благоверный не вернулся. Лена восстала на весы: добавила три килограмма. Потому что от хандры ела ночами, деря сосиски из холодильника. И тогда Лена постановила: хватит глупостей и нытья!Была суббота. Лена сорвала дурацкую нитку с запястья, взялась за уборку, обтерла пыль даже на шкафах, куда не добиралась полгода. Впоследствии сварила рассольник, какой благоверный настолько боготворил. Позвала трёх подруг. Они радостно съели тяни суп, пробовали спрашивать о благоверном, однако Лена бойко меняла тему: - Внимайте, а вот эта „Игра престолов“ — прям важнецкий сериал? Они с мужиком боготворили сериалы, однако без него — зачем их взирать? Диковинное девало. Будто всего Лена вернулась в привычный порядок — она азбука дрыхать нормально, к холодильнику не вставала. Настолько миновало ещё две недели. Как-то ввечеру, когда по экрану летал ужасный дракон, вдруг отворилась дверь. Вошёл благоверный: — Извини, у меня же ключи… Я за штуками. — А, безусловно, — откликнулась Лена безмятежно. — Я всё уложила. Сумка надобна? — Ага… Ой, ты взираешь «престолы»?Помнишь, мы с тобой всё собирались? — Давай вот, ныне я сконцентрировалась. Она дошло уложила вещи в огромную клетчатую сумку на молнии. Благоверный собрался ретироваться, однако в прихожей лихорадочно принюхался: — Это что у тебя там?Харчо? — Ага. Благоверный топтался. Он боготворил харчо, настолько же, будто и рассольник. Лена ощутила вибрации его организма: — Будешь? — Давай если ты не против… И алчно съел две тарелки. Лена простерла салфетку: — Оботри пасть, грязнуля. Это случилось непроизвольно. Попросту настолько она ладила и болтала двадцать лет. Благоверный взял салфетку привычным жестом. И вдруг взговорил, жалостно улыбнувшись: — Больно лакомо, благодарствую. Давай, я пойду? — Выступай!Я не содержу. Благоверный еще потоптался, он будто алкал что-то вспомянуть. Однако не вспомянул. Ушёл. Лена, безусловно, порыдала капельку впоследствии. Однако продолжила взирать увлекательный сериал. А ещё сквозь неделю вновь отворилась дверь. Благоверный стоял на пороге, с той же сумкой: — Ленка, извини. Знаешь, это всё какая-то ерунда, а я идиот. Я не могу без тебя на самом деле… — Истосковался по супам?— усмехнулась Лена. — И по ним тоже!По всему. По тебе больно истосковался. По нашей квартире. По твоему порядку, по безукоризненной кухне, по наволочкам. По этим салфеткам, по всему, будто мы жительствовали. В тот один я осмыслил, что у меня же было всё зашибись с тобой. А что меня не устраивало, чего я алкал?Юного тела?Давай получил, благодарствую. Всего отчего-то этого капля, будто выяснилось. Кратковременнее, можно я останусь? Лена не откликнулась залпом. То жрать мысленно уже прокричала: «Ага!Ага!Ага!». Однако сама восстала, пристала к шкафу, вытянула галстук в полоску: — Ты запамятовал его в тот один. — Ленка, давай виноват глупца. Скоро дочка вернётся. Она ничего не должна выведать. — Ага и не идёт тебе этот галстук, — задумчиво произнесла Лена. — Давай что восстал там?Закатывайся. Грибной суп будешь?