Приехав в СССР, Марлен Дитрих молила дать ей увидеть Паустовского. Их встреча стала легендой! !

Когда Марлен Дитрих приехала в Советский Союз, её спросили: «Что бы вы хотели увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, Мавзолей?» И эта недоступная богиня вдруг тихо ответила: «Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!»
Сказать, что присутствующие были ошарашены, — значит не сказать ничего. Мировая звезда — и «какой-то» Паустовский?! Что за бред?!
Но всех — на ноги! И к вечеру Паустовского, уже тяжелобольного, наконец, разыскали. То, что произошло тогда на выступлении Дитрих, стало легендой. На сцену вышел, чуть пошатываясь, старик. И мировая звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, — вдруг, не сказав ни слова, опустилась перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями. Платье было узким, нитки стали лопаться и камни посыпались по сцене. А она поцеловала его руку, а потом прижала к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами.
И весь большой зал сначала замер, а потом вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! — начал вставать. И буквально взорвался аплодисментами!
А потом, когда Паустовского усадили в кресло, и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих объяснила, что самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Константина Паустовского «Телеграмма», который она случайно прочитала в переводе в каком-то немецком сборнике. «С тех пор я чувствовала некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо!»

Встреча американской Дивы и советского писателя выглядит, как минимум, странной. Что могло связывать Константина Паустовского и Марлен Дитрих? Перед вами история, которая всё объясняет. Когда Марлен Дитрих приехала в Советский Союз, её спросили: «Что бы вы хотели увидеть в Москве? Кремль, Большой театр, Мавзолей?» И эта недоступная богиня вдруг тихо ответила: «Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!» Сказать, что присутствующие были ошарашены, — значит не сказать ничего. Мировая звезда — и «какой-то» Паустовский?! Что за бред?! Но всех — на ноги! И к вечеру Паустовского, уже тяжелобольного, наконец, разыскали. То, что произошло тогда на выступлении Дитрих, стало легендой. На сцену вышел, чуть пошатываясь, старик. И мировая звезда, подруга Ремарка и Хемингуэя, — вдруг, не сказав ни слова, опустилась перед ним на колени в своем вечернем платье, расшитом камнями. Платье было узким, нитки стали лопаться и камни посыпались по сцене. А она поцеловала его руку, а потом прижала к своему лицу, залитому абсолютно не киношными слезами. И весь большой зал сначала замер, а потом вдруг — медленно, неуверенно, оглядываясь, как бы стыдясь чего-то! — начал вставать. И буквально взорвался аплодисментами! А потом, когда Паустовского усадили в кресло, и зал, отбив ладони, затих, Марлен Дитрих объяснила, что самым большим литературным событием в своей жизни считает рассказ Константина Паустовского «Телеграмма», который она случайно прочитала в переводе в каком-то немецком сборнике. «С тех пор я чувствовала некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо!»